Неточные совпадения
Он молился о всех благодетелях своих (так он называл тех, которые принимали его), в том числе о матушке, о нас, молился о себе, просил, чтобы бог простил ему его тяжкие грехи, твердил: «Боже, прости врагам моим!» — кряхтя поднимался и, повторяя еще и еще те же слова, припадал к земле и опять поднимался, несмотря на тяжесть вериг, которые издавали
сухой резкий
звук, ударяясь о землю.
Здесь, на воздухе, выстрелы трещали громко, и после каждого хотелось тряхнуть головой, чтобы выбросить из уха
сухой, надсадный
звук. Было слышно и визгливое нытье летящих пуль. Самгин оглянулся назад — двери сарая были открыты, задняя его стена разобрана; пред широкой дырою на фоне голубоватого неба стояло голое дерево, — в сарае никого не было.
«Это о царе говорят», — решил Самгин, закрывая глаза. В полной темноте
звуки стали как бы отчетливей. Стало слышно, что впереди, на следующем диване, у двери, струится слабенький голосок, прерываемый
сухим, негромким кашлем, — струится, выговаривая четко.
— Оставь, кажется, кто-то пришел, — услышал он
сухой шепот матери; чьи-то ноги тяжело шаркнули по полу, брякнула знакомым
звуком медная дверца кафельной печки, и снова установилась тишина, подстрекая вслушаться в нее. Шепот матери удивил Клима, она никому не говорила ты, кроме отца, а отец вчера уехал на лесопильный завод. Мальчик осторожно подвинулся к дверям столовой, навстречу ему вздохнули тихие, усталые слова...
В пространстве носятся какие-то
звуки; лес дышит своею жизнью; слышатся то шепот, то внезапный, осторожный шелест его обитателей: зверь ли пробежит, порхнет ли вдруг с ветки испуганная птица, или змей пробирается по
сухим прутьям?
Тоскливо завывал ветер в трубе и шелестел
сухой травой на крыше. Снаружи что-то царапало по стене, должно быть, качалась
сухая ветка растущего поблизости куста или дерева. Убаюкиваемый этими
звуками, я сладко заснул.
Порывистый и холодный ветер шумел
сухой травой и неистово трепал растущее вблизи одинокое молодое деревце. Откуда-то из темноты, с той стороны, где были прибрежные утесы, неслись странные
звуки, похожие на вой.
Посредине стада, как большой бугор, выделялась спина огромного кабана. Он превосходил всех своими размерами и, вероятно, имел около 250 кг веса. Стадо приближалось с каждой минутой. Теперь ясно были слышны шум
сухой листвы, взбиваемой сотнями ног, треск сучьев, резкие
звуки, издаваемые самцами, хрюканье свиней и визг поросят.
Слово, кинутое так звонко, прямо в лицо грозному учителю, сразу поглощает все остальные
звуки. Секунда молчания, потом неистовый визг, хохот, толкотня. Исступление охватывает весь коридор. К Самаревичу проталкиваются малыши, опережают его, становятся впереди, кричат: «бирка, бирка!» — и опять ныряют в толпу. Изумленный, испуганный бедный маниак стоит среди этого живого водоворота, поворачивая голову и сверкая
сухими, воспаленными глазами.
Она в одной ночной кофточке высунулась в форточку и долго всматривалась в весеннюю ночную муть, — слышалось шипенье, мягкий треск и такой
звук, точно по
сухой траве ползла какая-то громадная змея.
С этим же криком бегает он иногда по болоту, а все чаще издает эти
звуки, сидя на сучке
сухого дерева, или на высоком пне, или даже на кусту; последнее, впрочем, бывает очень редко; знаю я также, что токующих бекасов, разумеется, самцов, охотники-промышленники приманивают на голос самки и бьют сидячих.
Голос витютина по-настоящему нельзя назвать воркованьем: в
звуках его есть что-то унылое; они протяжны и более похожи на стон или завыванье, очень громкое и в то же время не противное, а приятное для слуха; оно слышно очень издалека, особенно по зарям и по ветру, и нередко открывает охотнику гнезда витютина, ибо он любит, сидя на сучке ближайшего к гнезду дерева, предпочтительно
сухого, выражать свое счастие протяжным воркованьем или, что будет гораздо вернее, завываньем.
Вскоре он изучил в совершенстве комнаты по их
звукам: различал походку домашних, скрип стула под инвалидом-дядей,
сухое, размеренное шоркание нитки в руках матери, ровное тикание стенных часов.
Мать слушала ее рассказы, смеялась и смотрела на нее ласкающими глазами. Высокая,
сухая, Софья легко и твердо шагала по дороге стройными ногами. В ее походке, словах, в самом
звуке голоса, хотя и глуховатом, но бодром, во всей ее прямой фигуре было много душевного здоровья, веселой смелости. Ее глаза смотрели на все молодо и всюду видели что-то, радовавшее ее юной радостью.
— Опасно, ваше благородие; вон она аж через несеть, — сказал солдат, прислушиваясь к
звуку просвистевшего ядра, ударившегося о
сухую дорогу по той стороне улицы.
Солдаты шли скоро и молча и невольно перегоняя друг друга; только слышны были зa беспрестанными раскатами выстрелов мерный
звук их шагов по
сухой дороге,
звук столкнувшихся штыков или вздох и молитва какого-нибудь робкого солдатика: — «Господи, Господи! что это такое!» Иногда поражал стон раненого и крик: «носилки!» (В роте, которой командовал Михайлов, от одного артиллерийского огня выбыло в ночь 26 человек.)
Тогда все получало для меня другой смысл: и вид старых берез, блестевших с одной стороны на лунном небе своими кудрявыми ветвями, с другой — мрачно застилавших кусты и дорогу своими черными тенями, и спокойный, пышный, равномерно, как
звук, возраставший блеск пруда, и лунный блеск капель росы на цветах перед галереей, тоже кладущих поперек серой рабатки свои грациозные тени, и
звук перепела за прудом, и голос человека с большой дороги, и тихий, чуть слышный скрип двух старых берез друг о друга, и жужжание комара над ухом под одеялом, и падение зацепившегося за ветку яблока на
сухие листья, и прыжки лягушек, которые иногда добирались до ступеней террасы и как-то таинственно блестели на месяце своими зеленоватыми спинками, — все это получало для меня странный смысл — смысл слишком большой красоты и какого-то недоконченного счастия.
Вдруг над самой головой его с страшным, оглушительным треском разломалось небо; он нагнулся и притаил дыхание, ожидая, когда на его затылок и спину посыпятся обломки. Глаза его нечаянно открылись, и он увидел, как на его пальцах, мокрых рукавах струйках, бежавших с рогожи, на тюке и внизу на земле вспыхнул и раз пять мигнул ослепительно-едкий свет. Раздался новый удар, такой же сильный и ужасный. Небо уже не гремело, не грохотало и издавало
сухие, трескучие, похожие на треск
сухого дерева,
звуки.
Долго оба молчали согласно с миром, онемевшим в ночи, потом старик, вынув трубку, постучал ею о камень, прислушался к
сухим коротким
звукам и сказал...
Где-то невидимо летит ночная птица, — в воздухе трепещет особенный и странный
звук — точно чем-то шерстяным торопливо отирают
сухие камни.
Снова поцелуи и
сухой шорох ног по камням, — чуткая ночная тишина отражает все
звуки, как зеркало.
От смеха морщины старика дрожали, каждую секунду изменяя выражение лица;
сухие и тонкие губы его прыгали, растягивались и обнажали черные обломки зубов, а рыжая бородка точно огнем пылала, и
звук смеха был похож на визг ржавых петель.
Сердитый, он несколько раз вскидывал своими
сухими глазами на темные стекла длинного окна, в пазы и щели которого долетали с улиц раздражавшие его
звуки, и каждый раз, в каждом квадрате оконного переплета, ему Мерещились целые группы рож: намалеванных, накрашенных, богопротивнейших, веселых рож в дурацких колпаках, зеленых париках и самых прихотливых мушках.
Центром этой группы был Неуважай-Корыто. Это был
сухой и длинный человек, с длинными руками и длинным же носом. Мне показалось, что передо мною стоит громадных размеров дятел, который долбит носом в дерево и постепенно приходит в деревянный экстаз от
звуков собственного долбления."Да, этот человек, если примется снимать пенки, он сделает это… чисто!"думалось мне, покуда я разглядывал его.
Встряхивая головою, он стал нанизывать матерные слова одно на другое, всхлипывал
сухим, горячим
звуком, а потом, замолчав, начал креститься. Нестерпимо было видеть, как этот мужик хочет заплакать и — не может, не умеет, дрожит весь, задыхаясь в злобе и печали. Вскочил и ушел, встряхивая головою.
Старик был в одной рубахе, без шляпы, и, как говорится, на нем нитки
сухой не было, точно он сейчас вылез из воды; он несколько секунд не мог ничего выговорить,
сухие губы шевелились без всякого
звука, и он как-то судорожно дергал руками, напрасно что-то стараясь объяснить.
Соловьи и лягушки совсем затихли, только тонкий водяной
звук хотя и казался дальше из-за дождя, но все стоял в воздухе, и какая-то птица, должно быть, забившись в
сухие листья недалеко от террасы, равномерно выводила свои две однообразные ноты.
При
звуке его
сухого голоса она, с удивлением, взглянула в лицо ему и стала молча, внимательно слушать его суровые, почти карающие слова. Он доказывал ей, как развращает ум эта, излюбленная ею, литература, искажающая действительность, чуждая облагораживающих идей, равнодушная к печальной правде жизни, к желаниям и мукам людей. Голос его резко звучал в тишине леса, и часто в придорожных ветвях раздавался тревожный шорох — кто-то прятался там.
Я остался еще на берегу, привлекаемый грустным очарованием. Воздух был неподвижен и полон какой-то чуткой, кристаллической ясности, не нарушаемый теперь ни одним
звуком, но как будто застывший в пугливом ожидании. Стоит опять треснуть льдине, и морозная ночь вся содрогнется, и загудит, и застонет. Камень оборвется из-под моей ноги — и опять надолго наполнит чуткое молчание
сухими и резкими отголосками…
Очутились мы за околицей, у магазеи. Над нами ветер бойко гонит тёмное стадо туч, вокруг нас маячит и шуршит
сухой от мороза ивняк, и всё торопливо плывёт встречу зимнему отдыху. Егор тихонько свистит сквозь зубы, и ветер разносит во тьме этот тихий, топкий
звук. Холодно. Жутко. Издали доносится чуть слышный шум…
Стали падать крупные капли дождя, и их шорох звучал так таинственно, точно предупреждал о чём-то… Вдали он уже вырос в сплошной, широкий
звук, похожий на трение громадной щёткой по
сухой земле, — а тут, около деда и внука, каждая капля, падая на землю, звучала коротко и отрывисто и умирала без эха. Удары грома всё приближались, и небо вспыхивала чаще.
По ночам, когда она спала, ей снились целые горы досок и теса, длинные бесконечные вереницы подвод, везущих лес куда-то далеко за город; снилось ей, как целый полк двенадцатиаршинных, пятивершковых бревен стоймя шел войной на лесной склад, как бревна, балки и горбыли стукались, издавая гулкий
звук сухого дерева, все падало и опять вставало, громоздясь друг на друга...
Эти разговоры взвинтили воображение, и мы невольно вздрагивали от каждого шороха в лесу. Меня всегда занимал вопрос об этих таинственных ночных
звуках в лесу, которые на непривычного человека нагоняют панику. Откуда они, и почему они не походят ни на один дневной
звук? Скрипит ли старое дерево, треснет ли
сухой сучок под осторожной лапой крадущегося зверя, шарахнется ли сонная птица, — ничего не разберешь, а всего охватывает жуткое чувство страха, и мурашки бегут по спине.
Лист шелестя упадет с дерева, птица пугливо затрепещет крылом,
сухая хворостинка хрустнет под ступнею зайца — все эти
звуки чутко слышатся в пригнетенном, недвижном воздухе.
— Батальон, — жай! — раздалась с лошади зычная команда командира, — и мгновенно блеснув щетиной штыков, ружья шаркнулись к ноге. Шомпола засвистали и залязгали своим железным
звуком в ружейных дулах. Крестьянская толпа в ту ж минуту смолкла до той тишины, что ясно можно было расслышать
сухое щелканье взводимых курков.
Вероятно, можно было слышать и треск горящих сучьев, в особенности в тех случаях, когда пал добирался до
сухого куста, опутанного ползучими растениями, но шум морского прибоя заглушал все другие
звуки.
По мере того как допевалось это заклинательное моленье, концы веревок натягивались, как струны, и с последним
звуком слился
звук визжащего трения: длинное бревно челноком заныряло взад и вперед по другому бревну, а с ним замелькал то туда, то сюда старый
Сухой Мартын.
В это время недалеко сзади себя я услыхал вдруг превратившийся
сухим ударом во что-то быстрый жужжащий
звук пули.
Пока он возится за кустами и ломает
сухие сучья, его товарищ закрывает руками глаза и вздрагивает от каждого
звука.
Аршаулов откашлялся
звуком чахоточного, коротким и
сухим, закурил новую папиросу и так же спокойно, не спеша, добродушными нотами, вспоминал, как долго учился он азбуке арестантов, посредством стуков, и сколько бесед вел он таким способом со своими невидимыми соседями, узнавал, кто они, давно ли сидят, за что посажены, чего ждут, на что надеются. Были и мужчины и женщины. От некоторых выслушивал он целые исповеди.
От жара и
сухого, горячего ветра, гнавшего нам навстречу облака пыли, слипались глаза, сохло во рту; не хотелось ни глядеть, ни говорить, ни думать, и когда дремавший возница, хохол Карпо, замахиваясь на лошадь, хлестал меня кнутом по фуражке, я не протестовал, не издавал ни
звука и только, очнувшись от полусна, уныло и кротко поглядывал вдаль: не видать ли сквозь пыль деревни?
Мы переступили порог гостиной. Табачный дым и чад ходили по комнате волнами. Я увидала прежде всего фигуру совершенно растерзанной женщины… Она плясала и что-то такое рычала. Пением нельзя назвать таких
звуков. Распущенные волосы падали на
сухие плечи; платье совсем свалилось. Кругом несколько таких же фигур, два солдата, пьяный мастеровой, а в углу, направо от двери, ободранный старик с гитарой.